стр 56

– Давайте выпьем.
– Как-то в восемьдесят пятом попало мне в руки «Жизнеописание двенадцати цезарей» Светония, – нарушаю я тишину. – Букинистическое издание тридцать третьего года. Один алкаш принёс за десять рублей. На титульном листе надпись: книга, мол, из личной библиотеки такого-то, такого-то... Алкашу лет сорок было. Выходит, он – сын этого, пропивающий отцовскую библиотеку. Я часто заглядывал в титульный лист и хорошо запомнил фамилию и инициалы владельца. Потом, помните, похиляли разоблачения. И эту фамилию с инициалами я встретил в списке врачей ГУЛага, променявших клятву Гиппократа на партийную совесть.
– Да, да... Дети за всё платят.

– Кому здесь за что не заплатили? – бросил Василий, улыбаясь через чёрные усы. Он шагнул из патио в ливинг, держа крест-накрест шампура с потемневшей от возмущения рыбой.
– Налегаем, господа, на шашлычок. Сейчас ещё поднесу. Варвара, тащи чистые тарелки. Мари – засушишь мужа. Алефтина...
Глок, глок. Компания пьёт за всё хорошее: кто за виновника, кто за невиновников...
Варвара вынесла огромный таз всевозможных зелёных листов и несколько разнообразных бутылей дрессинга. Рыба тает во рту.

– Я вам сейчас расскажу, – говорю я. – Потряся неистово ржавые петли железного римского века, толпы германцев навалились на исторические подмостки, и сформировали к концу первого тысячелетия героическую цивилизацию северных морей. Опалённая уж греческим огнём, но ещё чрезвычайно активная, эта «vagina nationum» вырывала, под рык молодого Азиатского льва, последние куски золота из дряхлеющего «Византийского колосса».
– Готландскую, Ютландскую ли Русь посадила смерть на коня?.. Грянула она на славян с севера. Выражаясь современным языком, если бы местные аборигены попали в стакан с пираньями, у них было бы больше шансов. Захваченная Русью территория, от Новгорода до Киева зарубленная и выжженная, обратилась логовом, звериным логовом.– В год 6488 (980 н.э.) конунг Владимир побеждён был похотью к славянкам: триста наложниц в Вышгороде, триста – в Белгороде, двести – на Берестове. «И был он ненасытен в блуде, приводя к себе замужних женщин и растляя девиц». Прятал Иван-дурак свою жену-красавицу под личиной лягушки-царевны, да раз на людях расхвастался. Обернулась та струйкой дыма да очутилась во дворце Кощея Бессмертного. Ледяным нордическим взором оглянул Кощей-викинг примчавшегося было вызволять из беды Василису-жену, Иванушку, стянув в презрительной гримасе бесчисленные складки бледного скандинавского лица, нависнув над рукоятью боевого молота. «Пойди, поищи, Ваня, смерть Кощееву, зарытую в запорошенных норвежских фьордах…» Хуже беды… Тридевять-земелье болотное, смрад пожарищ с поддымного полога: это и есть фольклор стёртых с лица земли славянских племен, к которым поздний героический эпос везучих