– Он сам мне говорил, – не слышит подруга, – он давно мечтал встретить женщину твоего плана. Но пока попадались одни шлюшки.
– Но если в моём сердце нет свободного места?
– Это твой минус. Я ему про это не говорила.
– А вдруг он «Халлоуин» какой-нибудь, или в нем есть недостаток, который я не принимаю? – говорит моя редчайшим образом отточенная настороженность. – А если он...
– Он нормальный, и не тебе об этом судить.
Подруга, подруга. Знаю я тебя...
Плотная музыка в баре дробит цвета на полоски, мешающие сосредоточиться. Единственный раз, в далёком прошлом, южная ночь путала нас с Антеном в плотных складках настороженной тишины, там, где подвявшие события с трудом отпечатались на памяти, там, где прячет свои неряшливые углы Голливуд... Казалось, целый свет заглотила широко разинутая пасть удобно устроившегося за китайским кинотеатром пустыря. По ближайшему его соседу, по Голливуду ходит широкая толпа в костюмах и масках. В нотный стан ветреного ноябрьского шепота на форте прописывается дробь литавр обвального хохота (по жертве, удачно оплёванной безобидной резиной из баллончика). Синтетическая паутина заливала Голливуд. Бросалась в глаза энергия плотной массы на фоне отсутствия какого-либо действа. Так отмечали Халлоуин. Голливуд был перекрыт по этому случаю со всех сторон. Если это праздник нечистой силы, то это любопытный образчик препарированного зла, заточённого в невидимые, но и непереходимые рамки не любящего шутить американского закона. Из темноты блестят круглые щёки. Толпа кружит по Голливуду до полуночи и ещё немножко позже, тщательно избегая давок и внимательно обходя друг друга. И кто бы он ни был, откуда бы он не взялся, участник этого незабываемого представления, ему не избежать негласного правила – соблюдать вокруг любого человека его законный, никем не переступаемый метр. Во всем остальном это праздник печального образа.
Память, верни мне праздник. Верни меня к той пристани, с которой я втягиваю незнакомые ароматы экзотических цветов. Я ходила по улицам Голливуда и чувствовала в воздухе этот запах счастья. Он разносится повсюду, его вдыхают все приезжие. Мой Голливуд – это пятнадцать улиц с севера на юг и десяток миль поперёк. От Таи-Тауна на востоке до эгоистичных пальм Беверли Хиллз, струнами тянущихся вверх, на западе. Тут золотой аттол моего вторичного детства и моё, только моё, настоящее открытие Америки; иначе не скажешь.
Мой Голливуд. Раньше ты удерживал меня своими липучими меркантильными лапками. Сейчас здесь живёт моё сердце, и живут мои воспоминания… Каждое утро один час я добираюсь пешком до работы. Каждый день я скользила тенью перед редкой утренней толпой туристов (они всегда держат наготове камеры и трусят смешной охотничьей походкой) через просеянный сквозь мои пять пальцев Хал-ли-вуд. Следующей улицей за Ла Брэя поворачиваю налево. Звёздную медь аллеи сменяют редчайшие оттенки
Комментариев нет:
Отправить комментарий